У-у-у! Кошмар гипофиза, буйство щитовидки, праздник гормонов! Приосанившись и ухватив себя левой рукой за кисть правой (нечто вроде полицейской стойки), Эдя прицелился в толстяка пальцем и крикнул высоким голосом:
– Как ты смеешь, ничтожный, сидеть в присутствии королевы? А ну встать!
Толстячок тревожно привстал и стал делать кому-то знаки. Не церемонясь, Эдя сгреб его за шиворот и пинком отправил в сторону ближайшего официанта.
– Вывести вон и отрубить голову! – приказал он.
Девушка перестала есть и уронила вилку. Заметив это, Эдя опустился на колено и с чувством произнес:
– Ваше Величество! Что я вижу? Вы, в этом жалком кабаке, одна!.. Надеюсь, вы простите вашему слуге его верноподданнический инстинкт?
– Что вы сделали? – испуганно спросила девушка.
– Сударыня, я лишь сделал то, что сделал бы на моем месте любой дворянин. Вы мне не обязаны ничем, кроме пылких объятий! – великодушно заверил ее Эдя и присосался к руке девушки долгим поцелуем начинающего вурдалака.
Поцелуй еще не завершился, когда на Хаврона внезапно навалились сзади. Эдя сражался, как тигр. Он лягался, размахивал руками и даже сумел вскочить, стряхнув того, кто повис на нем, прямо на столик… Дважды кулак его удачно нашел цель. Кто-то улетел головой в блинчики. Эде ужасно хотелось сказать «Пуф!», но он не делал этого из человеколюбия. Вдобавок за правую руку его кто-то держал. Победа была близка, когда на Хаврона накинули скатерть. Эдя запутался, налетел боком на столик и упал. На него навалились все разом.
– Я ухожу, но, и мертвый, я вернусь! Героя ждет Валгалла! – крикнул Эдя, исчезая под грудой тел.
Очнулся он полчаса спустя в официантской. Он лежал на столе, старательно связанный каким-то несерьезным шпагатом.
Рядом на стуле сидел знакомый Эде молодой охранник и смотрел на Хаврона вполне доброжелательно. Его доброжелательности не мешал даже созревающий на правой скуле фингал. Эдя посмотрел на него, и костяшкам на его левой руке стало совестно.
– Очухался? – поинтересовался охранник.
Эдя кивнул.
– Ну ты даешь! И когда только успел напиться? Ты что, до дома не мог подождать?
В голосе охранника определенно ощущалось понимание.
– Кто напился? Я? – усомнился Эдя.
Голова у него болела, что в целом подтверждало эту версию. Вот только Эдя совершенно не помнил, чтобы он выпил хотя бы глоток.
Охранник, сияя фингалом, наклонился к нему.
– А то! Набрал в холодильнике льда и стал им бросаться! Все тут разнес! Ну мама дорогая!.. Затем ввалился в зал и принялся колобродить… Не помнишь разве, нет? – сообщил он радостно.
– Не-а, – сказал Эдя.
– А потом увидел хозяина и озверел! – продолжал охранник. – Сдернул его со стула и пнул два раза – га! – в область заднего кармана джинсов… Лучше бы в рожу, раз такая музыка пошла! Ребята бы тебя поняли.
– Пнул два раза? Разве не один? Хотя какая разница? – пробормотал Эдя, что-то припоминая.
– Ты что, не узнал его?
– Кого не узнал? Толстяка?
– Прушкина и его жену!.. Ты ее королевой называл, ха-ха! Там такая королева, я вас умоляю! Силиконовая овца с кукольными глазами! Так не узнал их, что ли, нет?
Собеседник Хаврона был приятно взбудоражен. Эдя закрыл глаза.
– И что теперь будет? – спросил он тоскливо.
Охранник оглянулся, облизал губы в явном сомнении, говорить или нет, и, наклонившись к уху Эди, быстро произнес:
– Да ничего тебе не будет! Хозяин не хочет скандала, да и потом, что с тебя возьмешь?.. Вышвырнут по-тихому и все дела!
Охранник оказался прав. Спустя час тугие двери «Блинов» распахнулись и недружелюбно вытолкнули Эдю на снег. В зубах Хаврон держал трудовую книжку. Эдя встал, отряхнулся, кулаком погрозил вывеске и направился к метро. Сумка, висевшая у него на плече, казалась на удивление тяжелой.
«Уж не подсунули ли они мне какой дряни? От этих гадов всего можно ждать!» – подумал Эдя подозрительно.
Он остановился, быстро посмотрел по сторонам и открыл сумку. В сумке сидел кот.
Если тот, кто любит вас, любит одновременно и другого, кто не любит вас, но любит того, кто любит его, то, при условии, что вы любите того, кто любит вас, но не любите того, кто не любит вас, у вас могут возникнуть натянутые отношения с тем, кто любит и вас и его, но не любит того, что вы не любите друг друга.
Йозеф Эметс
Вечером второго февраля по Большой Дмитровке по направлению к центру двигалась странная группа. Прохожие незаметно скашивали на нее глаза, а некоторые и оглядывались. Рядом с громадным мотоциклистом шла хорошенькая девушка. («Кто она ему, интересно?» – костяшками счет щелкали предсказуемые старушечьи мысли.) Между девушкой и мотоциклистом проваливался в сугробы кривоногий запыхавшийся карлик с пылающим носом и рыжими бакенами.
Мрачный Матвей Багров держался позади, и сложно было сказать, идет ли он сам по себе или вместе с ними. «Байроническая личность!» – сказал Ирке Эссиорх, увидев Матвея в первый раз.
Мысль взять с собой Багрова принадлежала Ирке. Не будучи влюбленной в Матвея, как ей самой казалось, она упорно его дразнила. Странная запасливая расчетливость для валькирии. Умный Антигон, женатый в свое время на семи кикиморах, двух русалках и одной провинциальной ведьме с нечетным количеством глаз, посматривал на Ирку с пониманием.
На полпути к резиденции валькирия заметила, что слева от нее идет старушка. Маленькая старушка в рыжей, явно с чужого плеча куртке, с рюкзачком на плечах. Бабулька бодро топала по снегу, опираясь на странноватую длинную палку в брезентовом чехле. Невесть отчего Ирка решила, что старушка собирает бутылки. Палка же нужна ей, чтобы ворошить содержимое мусорных баков.