– Думаешь: он там?
– Ну мало ли? А вдруг?
– Сейчас проверим!
Хранитель качнул треснутую форточку, понимающе прищурился и коротко свистнул. Через некоторое время в подвале обозначилось шевеление и из форточки выглянул молодой бомж в шапочке, крайне похожей на шапочку Эссиорха. Даф хихикнула.
– Ну че вам всем надо? Чего неймется? – спросил бомж жалобно.
– Коты там у тебя есть? – спокойно спросил Эссиорх.
– А деньги у тебя есть? – в тон ему отвечал бомж.
Эссиорх порылся в кармане и сунул ему три купюры по десять рублей. Бомж исчез, за кем-то гонялся и вскоре вернулся с двумя котами – черным и белым, которых очень умело, со знанием дела, держал за шкирку, чтобы они не могли его укусить. Коты шипели, как сало на сковороде.
– Вам какого? Если варить, то белый жирнее. Если же для гадания шкуру ободрать, то и черный сойдет, – сказал бомж, демонстрируя удивительную осведомленность. Дафна подумала, что он явно не состоит в обществе защиты котов, а если и состоит, то где-то потерял свой членский билет.
– А больше никаких кошек нет? – спросила Даф.
– Больше никаких.
– Ясно, – грустно сказала Даф и ушла.
Эссиорх, пожав плечами, потянулся за ней. Бомж задумчиво посмотрел им вслед, плюнул и, разжав руки, отпустил обоих котов.
– А того, что в дыру забился, ловить не буду… На фиг мне кот, который трубы когтями раздирает? – сказал он задумчиво.
Дафна с Эссиорхом покинули двор и вскоре, решив отдохнуть, присели на крышу одной из заметенных машин.
– Фукидид говорит, что Депресняк мог сожрать Мистический Скелет Воблы. Хотя вообще-то он у меня в еде разборчивый. У него деликатный желудок, – сказала Даф, болтая ногами.
– А кто спорит-то? Гурман есть гурман, – сказал Эссиорх, вспомнив, как однажды Депресняк при нем лакал серную кислоту.
– И зачем ему только этот скелет? И голодает, и гоняются за ним все, и не спит толком, – продолжала переживать Даф.
Эссиорх промокнул рукавом нос и с интересом посмотрел на рукав.
– Как, однако, все физиологично в этом мире. Зато теперь я понимаю, что такое насморочное настроение, – сказал он задумчиво.
– Эссиорх, ты отвлекаешься! Я же спросила!
– Ты спросила, а я ответил. Есть такой зоологический парадокс. Хочешь сделать маленькое животное несчастным? Подари ему такую кость, которую оно не сможет разгрызть, но жаба задушит выбросить.
Даф быстро взглянула на Эссиорха. Она внезапно услышала серебряный колокольчик интуиции.
– Погоди-ка! Ты пришел потому, что меня едва не обнаружили златокрылые? Или есть другая причина? – спросила она.
Эссиорх замялся. Он не любил и не умел врать. В Прозрачных Сферах ложь, в отличие от лопухоидного мира, не поощряется, даже если это ложь во благо. В действительности главной причиной, почему хранитель явился сейчас к Даф, была замучившая его совесть. Чем меньше времени оставалось до часа, когда ему вместе с Иркой предстояло похитить Дафну, тем сильнее грызло его это существительное женского рода.
«Бедная Даф! Скоро ей придется рисковать жизнью, впрочем, не ей одной. И никуда от этого не денешься. Свет хочет, чтобы его секретный агент был похищен красиво и убедительно», – подумал Эссиорх, впервые в жизни раздражаясь на ту силу, которой служил.
– Ты должна оставить Мефодия, – сказал Эссиорх, понимая, что должен сказать хоть что-то.
В любом случае Дафне вскоре предстоит это узнать. Здесь или в Эдеме. Лучше будет подготовить ее заранее. С другой стороны, наивный в житейских делах Эссиорх не учитывал, что страх разлуки – лучший бензин для любви.
– Это официальное заявление или дружеский совет? – спросила Даф.
– Это официальный дружеский совет, – произнес Эссиорх самым канцелярским тоном, на который был способен.
– Но почему?
Эссиорх испытал облегчение. Голос Даф прозвучал грустно, но одного в нем не было: удивления. Похоже, Даф предчувствовала нечто подобное уже давно. Свет не мог оставить ее вместе с Мефодием. Кто она такая? Страж-недоучка, зависшая на земле и с каждым днем все больше становящаяся обычной (ну или почти обычной) земной девчонкой. Она не справляется. Это понятно и бритому ежу, у которого хватило ума побывать в парикмахерской. Меф слишком важен для света и для мрака, чтобы можно было приставлять к нему кого попало.
– А что будет потом? Когда я уйду? Ему пришлют нового стража? – спросила Дафна отрешенно.
Когда человеку по-настоящему тяжело, он не плачет и голос его звучит почти спокойно. Боль уходит вглубь. Истерика и слезы – спутники скорее слабой или показной боли, чем истинной.
– Думаю, пришлют, – отвечал Эссиорх. Не было смысла отрицать очевидное. Генеральный страж Троил, вне всякого сомнения, так и поступит.
– Стража? Не стражиху?
– Уверен, это будет мужчина. Морально подкованный. С большим опытом работы в сложных условиях, – заверил ее Эссиорх.
Если Даф и стало легче, то очень незначительно.
Ближе к вечеру, когда Даф была уже на Большой Дмитровке, 13, в резиденции появился Мефодий. Даже скорее не появился, а нарисовался. Он был красный, распаренный. В глазах истома, белки в прожилках. Носки, майка и рубашка отсутствовали, сгинув в неизвестности. Ботинки он держал в руках. От Мефодия пахло алкоголем. Арей перенес Мефа прямо из бани, окатив из ушата коньяком. Можно было и холодной водой, но в суете мечнику это не пришло в голову.
Рядом с Дафной стояла Ната.
– Ты откуда, родной? Ни дня без приключения, ни ночи без загула? – спросила она.
Буслаев посмотрел на Нату мутным взглядом.
– Только не говори, что от верблюда! Таким от верблюда не возвращаются, только от верблюдихи! – опережая его ответ, подсказала Ната.